С.Б. Скобликова "Заикание в вопросах и ответах"

ЧУЖАЯ

Нам довелось столкнуться с историей, о которой просто нельзя не написать. Некоторое время

назад мы познакомились с 11-летней Женей. Отец и мачеха поведали, что до 10 лет она, брошенная

собственной матерью, проживала в белорусской деревне, оставаясь на попечении престарелых

бабки и деда вместе с братом и сестрой от других отцов. Родной папа в младенчестве видел дочь

только однажды, а затем все время воевал в Чечне. После знакомства с теперешней женой Марией,

имеющей взрослого сына и дочку 7 лет, он решил создать с ней семью и взять Женю. Старикам она

была ни к чему и, воссоединившись с дочерью, новоявленный отец отправился в Москву. Там их

ждала другая жизнь и новые проблемы, о которых не хотелось думать. Девочка наряду с

нарушением речи имела существенное отставание в развитии и немудрено - до переезда в Россию

ее воспитанием никто не занимался, а школа была более чем колхозной.

Столичное образование поначалу показалось невозможным. Нанятый учитель с большим трудом

подтягивал к общей программе. Все возможные домочадцы приняли активное участие в судьбе

падчерицы. «Бабушка» (мать Марии) - педагог часами устраняла пробелы знаний; «бабушка»

(бывшая свекровь Марии) - директор дома отдыха постоянно обеспечивала семью бесплатными

харчами; «дядя» (брат Марии) - сотрудник ГАИ совершил массу необходимых поездок в

Белоруссию, а ее прежний муж (владелец стоматологической клиники) удивил Женю покупкой

всевозможных фирменных школьных принадлежностей, от которых «захватило дух и разбежались

глаза». Все болели за ученицу и пытались помочь. Приемной матери было очень нелегко, она не

понимала, почему так много плохих оценок, почему ребенок не выполняет стократных указаний,

постоянно теряет свои вещи и может заблудиться посреди городских кварталов. Всем сердцем она

хотела помочь, и именно это стремление привело ее к нам. Владимир - отец выглядел очень

волевым человеком. Его лицо и глаза шрамами и ожогом отражали трагический след войны. Но и

он, вероятно отчаявшись, интересовался, сможет ли дочка учиться в обычной школе.

В данном случае мы не проводили никаких предварительных обследований и сразу поместили

Женю у себя, несмотря на то, что уже занимались с тремя детьми. Отложить процесс просто не

позволила душа. Евгения действительно была педагогически запущена, плохо социально

адаптирована, страдала колоссальным дефицитом внимания, но имела нормальный интеллект. Она

оказалась на редкость контактной, быстро преодолела несостыковки программ и уже через

несколько дней была совершенно своим человеком наряду с Сафаром, Геной и Никитой. В отличие

от 12-летнего Геннадия из богатой семьи, не вспомнившего дат рождения отца и матери, девочка

перечисляла дни рождения всех своих близких, а значит, они действительно были важны для нее.

Обычные занятия шли своим чередом, но Женя искала собеседника, способного терпеливо

слушать. И нашла его в лице дяди Леши, которому рассказывала обо всем беспокоящем. Так мы

узнали о предстоящем суде в Белоруссии, где спросят, с кем она хочет жить. Женя говорила, что у

мамы Марии все нравится, что ей так давно хотелось иметь отца и семью, а теперь еще появился

второй брат и маленькая сестренка. Иногда она вспоминала бабушку, про родную мать

высказывала только плохие вещи. Еще совсем недавно никто не помогал с уроками и даже с едой

бывали проблемы, так как «бабуле было тяжело готовить». Когда готовка удавалась, внучка могла

за один присест съесть десять котлет, но другого ничего, увы, не было. Именно Мария научила ее

есть «не по-свински», ухаживать за собой и многому другому. Отец был для дочки героем, однако

один случай вызвал у нас недоумение.

На войне Владимир стал набожным человеком. Как-то раз, приехав всей семьей на службу в

храм, он остановился на стоянке. Сестрица Катюшка, подталкиваемая Женей, неловко открыла

дверь, и та слегка стукнула бампер стоящей рядом автомашины. Добропорядочный прихожанин

накинулся на проказниц с гневом и угрозами. Говорил, что за такие провинности по приезду домой

накажет их своим «ремнем с молитвами» да так, чтобы эти молитвы отпечатались на их спинах, так

сказать, «для чтения на будущее». Этого не произошло, но телесные наказания по пустякам

случались нередко. Мы еле отучили Женю от фразы «что мне за это будет?», следовавшей за

разлитым супом, испачканной одеждой, невыполненным заданием. И все же рассказ о ремне

показался игрой воображения. Однако, побывав с ребятами на экскурсии в Иосифо-Волоцком

монастыре, в церковной лавке мы обнаружили мужские ремни с «Отче наш» и другими молитвами.

Думается, этот предмет одежды по положению (над задницей) - совсем не место для молитвы.

Воображение вмиг стало явью.

Чтобы отвлечь воспитанницу от дурных мыслей, дядя Леша подарил ей китайский Айфон с

условием, что он не будет заряжен и включен. Ее ликованию не было предела, эту неработающую

игрушку она гладила как ребенка, не расставалась с ней ни на секунду. Высоко поднимая

безделицу над собой, с гордостью хвасталась: «А у меня сенсорный телефон!» Ее радость была

искренней, естественной и прозрачной, как и сама она. Сложности с усвоением материала были

характерны, отставание в целом нуждалось в длительном двухлетнем преодолении, но удавалось

справляться и поставленных целей мы достигли. Все дети подружились и чувствовали себя

замечательно. Курс успешно закончился. Уехавшая Женя вызвала общую грусть, особенно у Гены,

задержавшегося из-за трудностей с авиабилетами.

Примерно через пару месяцев приехала Мария, для того чтобы посоветоваться и поделиться

неприятностью. Суд состоялся. На заседание вдруг появились ведомые-неведомые тети и дяди,

бабушки и дедушки, двоюродные братья, сестры, а главное, откуда ни возьмись, возникла

биологическая мать. Они утверждали, что во всем виноват отец, но прокурор быстро поставил эту

братию на место, сообщив, что мать в Гомеле находится в розыске по решению суда о лишении ее

родительских прав на другого ребенка. С участием психолога спрашивали Женю, и она однозначно

высказала решение остаться с папой, который выглядел тише и растеряннее всех. Это действо и

колоритно- маргинальные типажи участников произвели на него ошеломляющее впечатление.

Шумное судилище закончилось мировым соглашением, по которому место жительства определено

с отцом, а матери поручено передать его семье все необходимые для этого документы. Казало бы

все - вопрос решен, но судьба распорядилась иначе. Женя попросилась к бабушке погостить,

провела там три дня, а когда в пятницу приехали Владимир и Мария забирать ее домой, захотела

побыть еще до воскресенья, потому что не наговорилась со старыми приятелями. Бывший военный

в привычной для себя манере пригрозил, что они с мамой уедут без нее. И девочка сказала:

«Уезжайте». Трудно себе представить, но Владимир обиделся на дочь, развернулся и уехал!

Ошеломленная Мария не нашлась, что сделать в тот момент. Так Евгения снова оказалась в

деревне.

Приемная мать находилась в смятении духа, она не сомневалась, что с собственным ребенком

обязательно осталась бы и нашла силы повлиять на него. Здесь же все должен решать родной

отец, но этого не сделал. Мария с трудом подбирала слова. Диалог затянулся. Мы высказались, что

девочка сложная, нуждается в особой заботе, что там, где она осталась, отставание сохранится и,

скорее всего, ее ожидает плачевное будущее. Напомнили про Закон «Об основных гарантиях прав

ребенка», про Семейный кодекс, рекомендовали посмотреть кинофильм «Невидимая сторона»,

снятый в США по реальным событиям. Мария утверждала, что муж зациклился на мысли: «Как она

так могла со мной поступить?!» и просила поговорить с ним. Содержание состоявшейся вскоре

беседы полностью приводить не будем, мы - люди откровенные и «правду-мать» сообщили папе в

полном объеме.

Зачем ты воевал? Ради кого проливал кровь? Ты не выполнил главный человеческий долг - не

воспитал дочь. Как ты мог обидеться на 11-летнего ребенка и поставить свою обиду выше его

интересов? В твоем лице слова «патриотизм» и «самопожертвование» выглядят пустым звуком,

потому что главное для человека - Человек, а не лозунг. Ты никого и ничего не защитил, кроме

собственного жалкого самолюбия. Стыдно, товарищ майор!