С.Б. Скобликова «Лечение заикания в коррекционной семье». Хождение за три мира

Хождение за три мира

Жизнь и работа очень разнообразны, но с возрастом иногда думаешь, что уже все знакомо, ан

нет, снова сюрприз. Да еще какой! Примерно 6 лет назад мы познакомились с интересной семьей,

которая работала на отечественные госслужбы за границей. Эти очень занятые люди, у которых все

существование было связано с постоянными поездками и командировками, отдали своего

маленького сына в раннем младенчестве на воспитание бабушке. Причем думали недолго: она

была продвинутым, заслуженным и даже награжденным неоднократно педагогом младших классов.

Выйдя на пенсию, посвятила всю себя Антоше. Родители наведывались раз в год на новогодние

каникулы. Дача, елка, шашлыки, хлопушки, фейерверки и полное веселье. За две недели мама и

папа пытались одарить обделенного вниманием сынишку всем, что могли уместить в ничтожное

отпускное время.

Но на консультацию его привезли именно родители. Антон заикался. Заикание было тяжелым и

отягощенным множественными сопутствующими движениями. По обыкновению, мы приступили к

разъяснению своей традиционной позиции относительно воспитания и, естественно, не забыли о

том, что бабулино воспитание очень далеко от совершенства. Родители испытывали огромную

неловкость и признавали вину, вспоминали случаи абсолютно недопустимого поведения ребенка в

детском саду и на улице.

Особенно интересен эпизод, когда воспитательница нашла у Тоши журнал с фотографиями

Путина с выколотыми глазами. Разразился шум, а бабушка оправдывалась, что сетовала внуку на

то, что папа и мама так много работают на президента, а мальчик есть мальчик.

Но странностей в поведении становилось все больше. Играя во дворе, Антон мощным ударом

кулака сломал нос девочке, отнявшей у него ковбойский пистолет - отцовский подарок и его

гордость. Были и еще разные подобные происшествия. А до школы оставалось полгода.

Мы настоятельно посоветовали отцу и матери взять себя и ребенка в руки, усилив свое

родительское влияние, нам почему-то не показалось, что Антоша - «конченый хулиган». Они

обещали забрать сына с собой в Женеву, где и заняться «восстановлением родительского

авторитета». Мы посидели, поговорили, а шалун в это время гулял на улице. Немного погодя

услышали, что он скандалит: «Я хочу домой!» Проигнорировав несколько таких криков, все же

потихонечку все вместе отправились к воротам. Погода стояла великолепная, и мы разболтались на

лужайке. Паренек стал демонстрировать свое критическое недовольство и, в конце концов,

взобрался на капот маминого белого седана BMW и стал на нем танцевать. Отец, среагировав

немедленно, применил быстрое и недопустимое в цивилизованных странах наказание, за волосы

затолкал его в салон. Да, обследование ребенка подошло к трагикомичному завершению, и Алексей

Арнольдович повторил крылатую фразу великолепного актера Андрея Миронова из фильма

«Бриллиантовая рука»: «Хороший мальчик».

Лечить заикание с учетом всех обстоятельств в настоящий момент было невозможно. Мы

договорились держать связь и возвратиться к идее лечения через некоторое, так сказать,

стабилизационное время. Как показала дальнейшая история, оно затянулось на долгие годы.

А дальше было очень много чего, мы расскажем о том, что узнали со слов родителей и

бабушки, а также у самого Антона. Итак, покинув бабулю и Родину, мальчуган отправился в

форпост европейской культуры и демократии. Там его приняли с распростертыми объятиями. Мама и

папа не решились отдать отпрыска в школу при посольстве или какую-то еще, имеющую отношение

к российским структурам, имея резонные опасения за свое благополучие. Школа, в которую пошел

Тоша, была не просто элитной, а элитной в квадрате. Только четыре комплекта формы стоили более

1000 франков за один, а про ежегодную стоимость обучения плюс необходимую

благотворительность вообще страшно сказать. К слову, бабушка дала внуку начальные знания

английского языка, которым сама владела в совершенстве. Первый месяц учебы прошел

великолепно. Антону все было интересно: скульптуры в коридоре, росписи на потолке, выезжающие

автоматические доски и встроенные в парту ноутбуки; дети, которые были воспитаны так, что не

создавали неприятных ситуаций.

Однако вскоре стало понятно - обучение будет идти с трудом. Специально разработанная

учебная программа, в которой не существовало домашних заданий, подразумевала собственную

самостоятельную работу в школе после уроков. Причем помощи было ждать неоткуда - в это время

оставались только воспитатели. Успеваемость стала падать. Примерно через год терпеливые

швейцарцы написали родителям письмо, где в чрезвычайно вежливой манере попросили оказать им

содействие в образовательном процессе сына. Таких писем ранее в этой школе никто не писал и не

получал - это был сигнал надвигающейся беды.

Казалось, Антон почувствовал, что на него «косо смотрят» и продемонстрировал

самовыражение путем очень неприличного рисунка на стене холла маркером, который не стирается.

Неприятность была урегулирована, холл закрыт для ремонта примерно на месяц. Но и это время не

истекло, а Тошик снова отличился. Утащив у отца пачку сигарет, он принес ее в школу и в туалете

по чисто советской привычке стал предлагать ее раскурить одноклассникам. Зараза дурная, и часть

«пацанов» согласилась, затем возвратившись домой со стойким запахом курева и желтыми зубами.

Вот это был настоящий скандал. Семейки-то все состоятельные: известные врачи, профессора и

бизнесмены. В среде тишайшей и импозантной швейцарской школы запахло русским духом в

прямом и переносном смысле. Наверное, в начальной школе какого-нибудь Соликамска или

Вышнего Волочка родителям малолетнего куряки просто бы написали в дневник замечание типа:

«Курил в туалете», но только не в Швейцарии. Там стали сразу зреть в корень вопроса,

недвусмысленно предупреждая папу и маму о возможной потере родительских прав. Но бюргеры -

они добрые, и вошли в положение семьи советом отдать его на привыкание в интернат столь же

высокого уровня, где ответственность за адаптацию ребенка к новой среде несло бы учреждение.

Родители согласились.

Интернат был очень хорошим, там работали педагоги с большим стажем и образованием не

младше бакалавра. Настоящий санаторий, бассейн и роскошная столовая со шведским столом.

Больше всего Антон вспоминал столовку. Повар даже специально для него стал иногда готовить

русские блюда, например борщ или лапшу по-домашнему, бывали пельмени и холодец. Причем

следует отметить, что эта еда нравилась всем. Дети говорили: «Пожалуйста, завтра тоже русскую

еду». Возможно, именно поэтому Антоша приобрел среди воспитанников некий авторитет, и я это

понимаю - спаржа нравится не каждому. Интернат был разделен на два крыла: для девочек и

мальчиков. Занятия всегда проходили в совместном режиме. А после ужина все были обязаны

разойтись по крыльям. Причем ученики одинакового возраста находились на одном этаже. Чем

старше - тем выше. Но назвать интернат большим было никак нельзя, так как в Антошкином классе

занималось всего 19 человек. В этом заведении домашние задания вообще не задавались никакие

- только процесс обучения и контрольные тесты. Антон учился неплохо, на него никто не обижался, с

ним занимался врач по исправлению заикания. По словам родителей, речь стала более стабильной,

прекратились резкие перепады. Довольны были все. Выходные заполнялись поездками и

подарками, мальчик взрослел и умнел на глазах.

Его девятилетие отмечали в каком-то невероятном детском ресторане, пригласили весь класс и

классного руководителя. Это был чудесный и запоминающийся день, пожалуй, лучший на тот

момент в жизни Тоши. Но когда все расходились, он вдруг заметил, что девочка Энн, которая ему

так нравилась, как-то странно пожала руку однокласснику Луи, а затем поправила его растрепанные

длинные волосы. Трудно сказать, о чем думает ребенок в такие моменты, считает ли он это игрой

или концом света - неизвестно.

Однако через пару недель, улучив момент, наш герой жестоко отомстил Луи. Дождавшись трех

часов ночи, когда все уже спали, он подошел к кровати, где сладким сном почивал «соперник» и

справил малую нужду ему под одеяло, а затем лег в свою кровать и преспокойно уснул. Утром,

когда мальчики проснулись, кто-то заметил, что кровать Луи мокрая. Дети стали смеяться, а громче

всех хохотал Антон. Учителя и воспитатели всполошись, к Луи вызвали врача и психолога, тему

обсуждали все, и девочки тоже, а Тоша охотно делился с ними своими веселыми соображениями.

Но «недолго музыка играла, недолго песни раздавались»: оказывается, в спальне стояла

специальная камера, фиксировавшая движение и при этом записывающая происходящее. После

такого тяжелейшего разоблачения терпеть Антона в этом заведении стало невыносимо, да и

последнему оказалось очень неуютно.

Родители его забрали и предприняли очень серьезный и неординарный шаг для вразумления

сына. Они обратились в фирму, занимающуюся зарубежным обменом детьми в целях ознакомления

с культурами и странами, и просили найти семью, которая приняла бы его к себе на возможно более

длительный срок. Вскоре альтруисты нашлись в Майами (США). Ими оказались Ден и Сара со

своими тремя детьми. Они имели собственный дом и постоянно брали ребят из разных стран, очень

привыкали к воспитанникам и сильно переживали расставания, поэтому с радостью согласились на

предложение длительного пребывания, несмотря на предупреждения о нестандартном поведении

мальчика. Эта семья была из баптистов и очень религиозна. В своем письме они написали, что их

не пугают трудности, напротив, воспитав своих детей, они с радостью наставят на путь Господа

ребенка из «неблагополучной» семьи. Конечно, им никто не сказал, что доход родителей Антона

«вдесятеро» превышал их собственный.

Привезла сына в Америку мать и была очень удивлена необыкновенным радушием и

вниманием. Дом изобиловал строгостью и скромностью во всем: количестве мебели и предметов

обихода, отсутствии всевозможных современных дизайнерских штучек, идеальном порядке, еде и

многом другом. Антон - парень достаточно легкий на подъем и воспринял переезд как спасение. Его

американская жизнь началась прекрасно. Оказалось совсем не сложно молиться перед едой,

ходить в своеобразную церковь, похожую на клуб. А до школы Тоша топал пешком по улице с

кипарисами. Очень красиво. Обучение смахивало на русское, уроки на дом задавались достаточно

объемные, но с ними помогала Рэйчел - старшая сестра Джона и Лиз.

Антон всегда выполнял указания «приемных родителей», норов свой не показывал, и жизнь

вошла в нормальное русло. Существовал строгий режим дня, более чем строгий. Если маленькая

Лиз не успевала к столу, застряв в пластилине, об обеде она могла забыть. Конечно, кому же

позволено прерывать молитву! Антошке нравилось все, он писал матери и бабушке очень

позитивные письма; они, переговариваясь с ним в Skype, видели только улыбающуюся

физиономию. У него даже возникло особое уважение к Дену и Саре за их повседневную

правильность, ценные советы и неподдельную внимательность.

Однако чего-то ему не хватало. Как вы думаете, чего? Еды! Неизвестно почему, то ли из-за

религиозности, то ли из-за баптизма, но пища представляла собой очень скромный набор.

Сводилась к хлебу, бобам, картофелю, капусте, помидорам и рыбе. Но как же настоящему

русскому малышу без гамбургеров, чизбургеров и Хэппи Милов? В рестораны они никогда не

ходили, и денег на карманные расходы никто не давал, а завтрак в школу - два прозрачных кусочка

хлеба с начинкой из подсоленной капусты и помидора. Это был даже не голод, еды вполне хватало,

но так хотелось чем-то побаловать язык. И включив поисковую активность, Антоша нашел

виртуозный, но свойственный натуре выход из положения.

В одной из комнат дома, в ящике комода стояла средних размеров коробка с деньгами, причем

купюрами по одному доллару. Первый бакс Тоша стянул сразу. А утром по пути в школу наведался

в магазинчик-кафе, где купил чудный чизбургер с различными прослойками и соусом. Это ли не

счастье! А дальше пошло-поехало. Нет, Антон знал меру, больше одного-двух долларов не брал, а

в кафешку перед уроками наведывался ежедневно. Так прошло месяца два-три.

Но как всегда в его истории бывает но… Эти деньги оказались сбором пожертвований прихожан

на штукатурку и покраску церковного фасада. Обнаружению пропажи предшествовало то, что Ден,

уезжая по делам, случайно увидел мальчика утром в кафе. Никто не кричал, не ругал его, просто

сказали, что приняли в свой дом, а он отплатил грехом неблагодарности и должен его отмаливать.

Сара говорила: «Неужели не мог сказать, чего тебе не хватает?» Съеденные сыном 75 долларов его

мать немедленно перевела, но радостная жизнь стала меркнуть. Таким образом, ребенок прожил в

Майами 14 месяцев и очень переживал, что снова не смог себя сдержать, плакал и не хотел

уезжать.

К сожалению или к счастью, этот случай только укрепил родителей Антона во мнении, что

нельзя рисковать собственной карьерой. И они вновь обратились за помощью в уже известную

фирму. Однако Тоша, находясь снова в Женеве, не воспринял известие о своем будущем

трагически. Возможно, тогда ему впервые пришли мысли о том, что собственная семья не лучшее

место для жизни. Он очень любил папу, маму и бабушку, но последняя его брать категорически

отказалась, а родители, похоже, с детства не воспринимались им средой обетованной.

Новые попечители нашлись достаточно быстро. И пришла пора отправляться в Эдинбург.

Впервые Антон познакомился с семьей Кейт и Берни в аэропорту, куда он прилетел снова с мамой.

Их дом находился не в самом городе, а, как бы у нас сказали, за МКАД. Строение конца 19 века

просто поражало: сад, фонтан в центре круглого газона с галечной дорожкой, передний подъезд для

гостей, задний для обслуживания, мраморная лестница с чугунным рисунком и дубовыми перилами.

Было понятно, что они богаты. Однако к дворянам, банкирам и шейхам владельцы усадьбы не

имели никакого отношения. Кейт и Берни работали в одной больнице врачами-хирургами. Да, если

доктор может себе позволить купить столь роскошный дом, то очень жаль, что в России это, кроме

как мечтой, не воспринимается. Поместье семья купила в заброшенном состоянии, а потом

произвела ремонт. Дети - 14-летняя Роза и 8-летний Александр родились уже в нем.

Мама перед отъездом очень долго говорила с Кейт, рассказала ей все, может быть, опустив

некоторые детали. Насчет еды Антоша мог не беспокоиться: в доме работали повар и молоденькая

симпатичная темнокожая гувернантка Мими. На этот раз накушаться можно было от пуза. Да и

особо следить за собой не имело смысла, потому что все равно - уберешь ты кровать или нет,

сложишь ли в шкаф свои носки, к приходу из школы стараниями Мими все будет в идеальном

порядке.

Семейство жило дружно и очень весело. Все выходные, как правило, проводились на природе в

виде пикников и поездок. Где только не были, озабоченные задачей показать приезжему все, что

можно. Эдинбург ошеломил ребенка. Позднее Антон сказал, что если бы искал место для жизни, то,

несомненно, выбрал бы этот сказочно красивый город.

В школу детей отвозил Берни, так как его рабочие часы начинались раньше, чем у жены. Это

действительно была полноценная семья: без тараканов и наносного мусора, ничего, кроме

благополучия и труда. Школа, работа, дом и развлечения органично вписаны в существование, и

одно другому никогда не мешало, за исключением некоторых случаев ночных вызовов к

неотложным пациентам. Ребята дружили.

Произошел любопытный случай нашего профиля. Одноклассник стал приставать к Антоше и при

всех всячески обзывать, в том числе и заикой. Так в класс в начале уроков пришла Роза и провела

просветительскую работу, пригрозив обидчику расправой. Учитель никак не препятствовала

эмоциональному выговору, пообещав довести до сведения родителей хулигана всю необходимую

информацию. Куда ему, болтливому шотландцу, до нашего исконного обормота? Но Антон

пересилил себя и не дал втянуть в неприятности. Наука возраста - дело великое.

Но не смейтесь, возраст и породил случай, вновь накаливший ситуацию вокруг нашего

бедолаги. На День рождения Берни подарил Антошке айфон. Что это был за подарок - первый

телефон и уже такой! Да не знал добрый доктор, что мобилы невротикам не игрушки. Антон не

расставался с ним даже в туалете. Проверял Skype, играл, фотографировал и снимал видео. Вот

стремление к бытовой журналистике братка и подвело. Взбрело ему в голову спрятать телефон в

ванной и заснять процесс мытья несчастной Мими. И надо же - сразу удача! А затем вторая с

большим зумом и третья. Все бы, как говорят современники, «проканало», но Антон ведь не зря

снимал и не зря расходовал свой режиссерско-операторский дар, чтоб смаковать в одиночку под

одеялом.

Первым зрителем оказался Александр, который очень живо заинтересовался новым веянием

жизни, а затем смотрели втроем с Розой, да еще и на большом экране. Именно она буквально

через пару дней не вынесла этого и все рассказала родителям. Тематические переговоры взрослых

потом как-то услышала гувернантка, и возникла большая неприятность, потому как такие действия

очень серьезно наказуемы в Шотландии, а ответственность за все несут хозяева дома. Шел

одиннадцатый месяц пребывания Антона. Скандал удалось утрясти, повысив жалование служанке

почти вдвое и пообещав уничтожить видео. Средство преступления было изъято, а Антоша получил

коленом под зад в достаточно бесцеремонной манере.

После этого происшествия с матерью произошел нервный срыв, она оказалась в лечебном

учреждении на три недели. Отец взял отпуск, чтобы навещать жену и попытаться хоть как-то

объяснить сыну правила жизни. По его утверждениям, он долго разговаривал с парнем, но, в конце

концов, услышал тяжелое резюме «младенца»: «Я всему научился сам и дальше тоже так смогу».

Антон клятвенно божился, что больше никогда и ни за что не допустит зла. Высказывал в свою

защиту факт собственной сдержанности в момент, когда его оскорблял одноклассник. После слов

отца: «Неужели тебе совсем безразличны те люди, которые ничего не желали, кроме добра?» и

перечисления всех от бабушки до Розы мальчик ушел в свою комнату и полдня спал.

Когда мама поправилась, семья обсудила, что делать дальше. Родители сами себе предложили

найти другую работу в европейской фирме и тем самым начать жизнь снова без страха за себя и

ребенка, которого собирались больше никуда не отпускать. Перестройка требовала времени, и они

просили сына вернуться в ту же женевскую школу и быть тише воды, ниже травы. Антоша

отреагировал неожиданно, сказав: «Давайте, я только за, но лучше пока мне побывать где-нибудь

еще».

В Новую Зеландию его сопровождал отец. Летели очень долго, а затем на перекладных

добирались до города Крайстчерч. На автовокзале их встречала уже немолодая супружеская пара -

Джес и Алекс со своим десятилетним сыном Бобби. Очень милые и доброжелательные. Их дом был

совсем недалеко от океана. Огромные раздвижные двери всех спален выходили на бесконечно

набегающие громыхающие волны. Взрослые на этот раз договорились о том, что Бобби потом

поедет в Женеву, а оттуда в Россию на празднование Нового года в российском лесу. Джес, по

образованию психолог и доктор, работала в одном из местных университетов и описание трудного

ребенка, похоже, только завело ее на профессиональную деятельность. Провожая отца, она

сказала: «Не беспокойтесь, я очень постараюсь вернуть вам сына!»

Именно с Джес у Антона начался полномасштабный диалог по всем вопросам жизни. Приходя

с работы, она фактически занималась только детьми. Втроем они обсуждали подброшенные ею

темы, делали выводы, отвечали на свободные вопросы друг друга. Иногда ребята спрашивали

Джес о личной жизни в надежде по-детски прижать к стенке. Но в высшей степени профессионал,

она всегда выходила из положения с поучительной моралью. Это так всех сдружило.

Алекс впервые начал учить Тошу кататься на доске по волнам. Эти воспоминания до сих пор

будоражат его сны ласковым солнцем и водной пеной. Семья побывала в нескольких роскошных

новозеландских национальных парках, где все сделано так, чтобы человек, и в частности ребенок,

перестал бояться животных. Их посещение входит в обязательную программу обучения в школе.

Напряженность школьных уроков в целом была на порядок ниже американской и, тем более,

шотландской. Местные педагоги считают, что детство необходимо продлить на максимально

длительное время и, вероятно, их темпу и развитию жизни такая идеология соответствует

полностью. Но правильно ли это в России - большой вопрос!

Никто, нигде и никогда не мог упрекнуть Антона в плохом поведении или невоспитанности. За

время пребывания в Крайстчерче он стал значительно более интеллектуально и физически

развитым. По сообщениям родителей, действительно произошли серьезные перемены. Возможно -

это возраст, возможно - климат, но, скорее всего - это была работа Джес и Алекса. Антошка,

подогреваемый семейной психологией, стал чаще и чаще вспоминать о родителях, звонить им и

переживать за их дела. За девять месяцев его пребывания в Новой Зеландии папа и мама

устроились на работу в биржевую фирму, купили собственный дом там же, в Женеве, и пригласили

сына домой. Уезжая, он оставил на компьютере Джес видеозапись со словами любви и

благодарности. Отцовский урок он не забыл.

Через месяц после его отъезда город Крайстчерч постигло страшное землетрясение, Алекс

погиб в торговом центре, куда заходил практически ежедневно. Джес навсегда осталась другом

семьи Антона.

Мы приняли подростка на лечение в возрасте 13 лет. По словам родителей, заикание в

значительной степени ослабло после последней поездки. Мы констатировали 4 балла вместо 9

ранее. Остальное для нас было буднично. Но мы до сих пор спрашиваем себя, что стало бы с

мальчиком, если бы в его судьбе не поучаствовали другие люди? Спасибо им всем.

Malta, Gzira,

2014.